Человек-подушка. МХТ им. А.П.Чехова

Можно ли поставить на сцене триллер, который смотреть не менее интересно, чем "Молчание ягнят"? И, при этом, чтобы перед Вами был не просто примитивный фильм ужасов или история о маньяке, а действо с филосовскими посылками, глубокими вопросами о жизни, ответственности, морали, границах дозволенного? И чтобы за живое цепляло и заставляло прилагать усилия, чтобы не отвернуться в страхе за получение раны на душе? И чтобы было и красиво, и умно, и интересно одновременно? И чтобы была отличная игра артистов, да ещё и известных? И чтобы без "жаренного" и пошлости? И чтобы и натуралистично и образно одновременно?

Ответ "Да" получить средствами театра на любой из этих вопросов очень сложно. Получить ответ "Да" на все вопросы сразу - казалось невозможно, какой-то из ответов будет "притянут за уши" в благодарность за положительные ответы на другие вопросы. Так казалось до появления ЧП - лучшего страшного спектакля с точки зрения наивного театрала.

ЧП - тот случай, когда триллер, историю о маньяке можно без всяких натяжек назвать искусством. "Виноваты" в этом драматург Мартин Макдонах, режиссёр Кирилл Серебренников, артисты Анатолий Белый, Алексей Кравченко, Юрий Чурсин и Сергей Сосновский. А также не менее "виноваты" те, кто отвечал за сценическое пространство и за звук. Т.е. всё в этом спектакле просто терзает душу зрителя.

Билеты на ЧП недороги (до 1000 рублей). Идёт спектакль на Малой сцене МХТ, что только усиливает впечатление. Попасть на ЧП за 2-3 недели до спектакля можно. Идёт ЧП не менее раза в месяц. Т.е. кто захочет сходить, сходить сможет.

Кому можно пойти на этот спектакль? К сожалению далеко не всем. Спектакль очень жёсткий, временами жестокий. Драматургия Макдонаха, помноженная на режиссуру Серебренникова - коктейль, который не выдержать консервативным и чувствительным людям, приходящим в театр посмеяться или отдохнуть "на сытый желудок". Рекомендовать кому-то ЧП - дело опасное и затея неприличная. Так что лучше не надо. Сами сходите, если нервы крепкие а мировосприятие гибкое. Автор сих строк спектакль любит (по наивности) и считает его вполне подходящим и продуктивным для повторного просмотра (по чрезмерной наивности).

Кстати, у спектакля есть свой, очень интересный сайт , который весьма полезен для принятия решения о просмотре.

АЛЛА ШЕНДЕРОВА

"Зло, конечно, увлекательнее добра,– словно предупреждает режиссер зрителей,– но не будем заигрываться". Зло в его спектакле подчеркнуто условно, а страдания Катуриана и его одержимость сочинительством осязаемы и реалистичны. Поэтому зритель вздрагивает, когда после сцены расстрела – Тупольски метит Катуриану в голову, и на кафельной стене появляется кровавая жижа – тот вдруг спокойно встает. Стаскивает с головы мешок и рассказывает зрителям, что за последние десять секунд успел придумать еще один рассказ – финал собственной жизни. Уже убитый, он управляет следователями, привычно преобразовывая кошмарную реальность в художественный вымысел. И вдруг понимаешь, что только благодаря таким, как он, с этой реальностью еще можно мириться.

МАРИНА ДАВЫДОВА

... главное достижение его (КИРИЛЛА СЕРЕБРЕННИКОВА - ПРИМ. НАИВНОГО ТЕАТРАЛА) спектакля вовсе не в том, что он нашел разгадку, а в том, что насытил стерильное пространство интеллектуальной игры Макдонаха очень живыми и непосредственными чувствами. .... В этом до боли узнаваемом гиперреалистическом пространстве все картонные ужасы "Человека-подушки", поданные в спектакле с должной мерой отстранения (тут даже выведенная на сцену девочка, представляющая нам рассказ "Маленький Иисус", не вызывает эстетического шока), обретают особый смысл. Знаем мы эти сортиры. В них Кафка становится былью - только захоти.

АЛЕНА КАРАСЬ

Открыв забрало, он сочинил свой самый натуралистический и искренний спектакль, производящий полное смятение и ужас в зрительских рядах. Странным образом он напомнил мне картины Бастьена-Лепажа, чья выставка только что закрылась в парижском музее Орсе. Известный художник "натуральной школы», восхищавший Эмиля Золя, он писал крестьян на пашнях, изможденных дневными трудами, детей и полицейских на улицах. Но чтобы он ни делал, в его чрезвычайно подробном письме проступал экспрессионистский "мунковский крик"— то взгляд, исполненный отчаянья, то изгиб головы, в котором запечатлены ужас и страдание бедного человеческого существа. Серебренников в "Человеке-подушке"создает именно такой стиль, в котором натурализм соседствует с экспрессионизмом, как это было в начале ХХ века. У него рядом с нескончаемыми слезами и стонами, сердцебиением, различимом в первом ряду, с кровью, слишком похожей на настоящую, существуют сюрреалистические кресты с распинаемыми детьми, окровавленные птичьи головы из папье-маше и немые девочки, покрашенные зеленой краской...Театр как искусство метафизическое режиссер отвергает, "переделывает"его в кинематограф